Сулла был настоящим бедствием для Города: жестокий по своей природе, он занялся убийствами с таким азартом, что нагнал страху даже на собственных сторонников. Квинт Лукреций Офелла, его старший офицер, которому он был обязан многими своими военными успехами, как-то отважился спросить в сенате у Суллы, когда же закончатся эти ужасы.
- Мы просим у тебя не избавления от кары для тех, кого ты решил уничтожить, - сказал он, - но избавление от неизвестности для тех, кого ты решил пощадить.
Сулла взглянул на Офеллу недобрым взглядом, и ответил, что, дескать, еще не знает, кого простит.
- Ну, так объяви, по крайней мере, кого ты решил покарать! - настаивал Офелла.
- Что ж,- мрачно произнес Сулла,- я составлю список. Только первым в этом списке будешь ты, болтун!
Была ли то настоящая угроза или диктатор так мрачно пошутил, но только услышав эти слова, Офелла страшно побледнел, и до конца заседания больше не вымолвил ни слова.
А на другой день, на всех площадях города и в самом деле можно было видеть деревянные таблички, в которые были вписаны имена людей, чем-то досадивших Сулле. Имен этих поначалу было лишь восемьдесят, и имени Офеллы среди них не было. Но Сулла, в конце концов,